Жительница Верхней Пышмы Свердловской области Наталья Петрова (фамилия изменена) более десяти месяцев не может добиться, чтобы правоохранительные органы начали расследовать целый ряд преступлений, совершенных в отношении ее сына Евгения, скончавшегося в январе этого года при весьма странных обстоятельствах. После похорон родственники неожиданно узнали, что Евгений, имевший весьма скромные заработки, за несколько недель до своей смерти стал собственником автомобиля «Ленд Ровер Рейндж Ровер» рыночной стоимостью около 1,5 миллионов рублей, а спустя 10 дней после приобретения заложил его (под ПТС) в автолобмард для получения денежного займа в сумме порядка 700 тыс. рублей. На момент смерти Евгения ни автомобиля, ни полученных в ломбарде денег при нем не оказалось... Более того, выяснилось, что «Ленд Ровер», местонахождение которого сейчас неизвестно, был оформлен на Евгения фиктивно и, мягко говоря, под принуждением, а вот долг перед ломбардом под миллион рублей оказался самым что ни на есть реальным. Родственники скоропостижно скончавшегося молодого человека убеждены, что его смерть имеет криминальный характер.
О странной смерти 28-летнего верхнепышминца «ВЕДОМОСТИ Урал» подробно рассказывали в июле этого года в статье «Это вам не «След»...». Напомним, тело Евгения было обнаружено днем 13 января 2020 года в квартире его бывшего одноклассника, к которому он приехал в гости за несколько часов до своей гибели. Скорую помощь вызвал хозяин квартиры, сообщив медикам, что его друг оказался в бессознательном состоянии - якобы после внутривенного (через шприц с иглой) употребления наркотика. Несмотря на то, что медики «скорой помощи» прибыли спустя 15 минут после телефонного звонка, зайдя в квартиру, они лишь констатировали смерть молодого человека. Вместе с тем, вопреки утверждению одноклассника - единственного очевидца трагедии, никаких следов инъекций на теле умершего Евгения фельдшеры «скорой» не обнаружили, и то же самое позднее подтвердил судебно-медицинский эксперт, проводивший вскрытие.
Прибывшие в квартиру вслед за медиками сотрудники полиции произвели осмотр места происшествия. Судя по фотоснимкам, имеющимся в материалах доследственной проверки, помещение вовсе не походило на притон наркоманов - наоборот, в квартире был, можно сказать, идеальный порядок. Несколько использованных шприцев, а также маленький пустой пакетик «зип-лок» (предположительно от наркотического вещества мефедрон), были предусмотрительно собраны хозяином квартиры в отдельный пакет и переданы правоохранителям. Вот только проведенная в экспертно-криминалистическом центре Главного управления МВД по Свердловской области экспертиза показала, что ни в одном из изъятых с места происшествия шприцев не обнаружено следов мефедрона, от внутривенного употребления которого якобы умер Евгений. Следы мефедрона были обнаружены лишь в пустом пакетике, который следователь верхнепышминского следственного отдела СКР позже направил на дактилоскопическую экспертизу для установления наличия/отсутствия на нем отпечатков умершего.
Впрочем, судмедэксперт в своем заключении все же написал, что причиной смерти явилось острое отравление мефедроном, тогда как наряду с отсутствием этого вещества в шприцах и следов инъекций на теле Евгения, сомнительным оказался и результат лабораторного судебно-химического исследования биоматериалов трупа.
«Всё есть яд. Только доза перестает делать вещь не ядом»
Говоря о современных принципах диагностики острых отравлений, следует вспомнить мудрое изречение отца токсикологии Парацельса о том, что «всё есть яд, только доза перестает делать вещество не ядом». Любой медик, изучавший основы токсикологической химии, знает, что попавший в организм яд после его всасывания разносится кровью по органам и тканям. Именно поэтому в диагностике острых отравлений так важен показатель концентрации отравляющего вещества в крови.
В связи с тем, что изначально предполагаемой причиной смерти 28-летнего Евгения, со слов его друга, была передозировка мефедроном, врач-судмедэксперт, проводивший вскрытие, направил биоматериалы трупа на судебно-химическое исследование в областное бюро судмедэкспертизы в целях обнаружения в них наркотических веществ. И, согласно акту судебно-химического исследования, наркотик в крови был обнаружен, на основании чего судмедэксперт со спокойной душой написал судебно-медицинский диагноз «острое отравление мефедроном». Вот только в достоверности результатов лабораторного исследования позже возникли серьезные сомнения.
Стоит отметить, что теория Парацельса о том, что действие любого яда зависит от его концентрации, не утратила своей актуальности даже спустя более четырех столетий. Согласно действующему на сегодняшний день Приказу Министерства здравоохранения и социального развития РФ от 12 мая 2010 г. № 346н «Об утверждении Порядка организации и производства судебно-медицинских экспертиз в государственных судебно-экспертных учреждениях Российской Федерации», в случаях, когда человек погибает в результате отравления каким-либо ядовитым веществом, обязательным является установление концентрации отравляющего вещества в его крови и органах.
Однако, как выяснилось, химиком-экспертом ГБУЗ СО «Бюро судебно-медицинской экспертизы» при проведении судебно-химического исследования концентрация отравляющего вещества в крови вообще не была установлена. Фактически проведенный газохроматографический анализ показал лишь то, что в крови умершего Евгения было обнаружено некое неизвестное вещество, химическая структурная формула которого на 37-38% совпадает со структурной формулой вещества «мефедрон». Следуя математическим принципам теории вероятности, у специалиста, проводившего исследование, вообще не было оснований делать утвердительный вывод о том, что в крови умершего действительно обнаружено вещество «мефедрон», не говоря уж об отсутствии количественного анализа, который и должен был установить концентрацию отравляющего вещества, в том числе, была ли эта концентрация смертельной.
Не было обнаружено наркотика и во взятой на анализ почке умершего. Как известно, при проведении медосвидетельствования живых людей на возможное наличие метаболитов наркотических веществ, объектом исследования всегда является моча, анализ которой точно указывает на факт употребления человеком наркотика и его количественное содержание в ней. При судебно-медицинском исследовании трупа Евгения отобрать необходимое количество мочи эксперту не удалось в связи с ее отсутствием, поэтому на исследование была направлена часть почки... в которой мефедрон не был обнаружен!
То, что смерть Евгения произошла очень быстро и с большой долей вероятности стала следствием токсического воздействия яда на его организм, действительно подтверждают результаты проведенного вскрытия. Но какое именно вещество вызвало острое отравление и скоропостижную смерть? В бюро судмедэкспертизы, проводя исследование, искали только спирты и наркотики, поскольку указания на поиск иных ядов просто не было. Мать Евгения Наталья, будучи убежденной в том, что ее сын не был наркоманом (что, кстати, и подтвердило вскрытие - признаков хронической наркотической интоксикации в органах не обнаружено), уверена, что его смерть произошла вовсе не от употребления наркотика, а от отравления неизвестным ядом, который попал в его организм в результате чьих-то умышленных действий. Кроме того, мать Евгения пришла к выводу, что одноклассник Игорь, в квартире которого умер сын, прямо или косвенно, может быть причастен к его смерти. Ведь именно он утверждал про инъекцию, следов которой так и не обнаружили на теле сына. Зато в квартире Игоря были обнаружены два использованных шприца, в которых экспертиза нашла следы героина (!), происхождение которых он не может объяснить, и это говорит о возможном присутствии посторонних лиц в момент смерти Евгения. И, надо сказать, что именно Игорь зародил у Натальи Петровой сомнения в причине смерти ее сына, когда на следующий день после похорон проявил странную заинтересованность в результатах экспертизы, неожиданно заявив и без того убитой горем матери, что ее сын мог уйти из жизни добровольно - якобы из-за личных и финансовых проблем. В тот день бывший одноклассник высказал версию, что в шприце (странным образом!) могла оказаться отрава...
Женя до последних дней своей жизни был очень позитивным, общительным и жизнерадостным человеком, и у его мамы не было ни малейшего повода допустить мысль о возможном суициде сына. Но слова Игоря заставили задуматься - нет, не о том, что сын мог покончить с собой, а о том, что версия про отраву появилась не случайно - вероятно, Игорю известно о смерти Жени гораздо больше, чем он говорит. Еще до получения акта судебно-медицинского исследования мать была уверена, что причиной отравления стал вовсе не наркотик. И результаты многомесячной доследственной проверки Следственного комитета с каждым днем лишь добавляют уверенности в этом.
«Называл их лучшими друзьями...»
Наталья Петрова знает Игоря более 20 лет - они учились с ее сыном вместе в одном классе. Женя после армии устроился работать на завод токарем, а Игорь, насколько известно Наталье, долгое время не работал, потом начал заниматься в Екатеринбурге бизнесом по скупке-продаже автомобилей совместно со своим знакомым Кириллом. В 2017 году эти двое предложили Евгению поучаствовать в их бизнесе (а, соответственно, и вложить определенную сумму денег), заверив, что вложения быстро окупятся, и он станет хорошо зарабатывать, сможет купить себе хорошую автомашину. Евгений в то время как раз попал под сокращение на заводе, поэтому решил попробовать свои силы в бизнесе, доверяя, прежде всего, другу детства. Однако стать успешным бизнесменом у него так и не получилось - мало того, что взятый в банке на старт бизнеса кредит Евгений не смог вовремя вернуть, так еще и пришлось брать новые кредиты...
«За два года этого так называемого бизнеса с Игорем и Кириллом мой сын сумел заработать одни долги, - рассказывает его мама. - А после его смерти я вдруг узнаю про этот «Ленд Ровер», который, как выясняется, был выставлен на продажу именно на стоянке Игоря и Кирилла. Притом именно в начале ноября прошлого года мой сын неделю не жил дома, не отвечал на мои звонки и сообщения, а потом пришел домой со следами побоев. Только после похорон я узнала, что Женя брал в долг около 100 тысяч рублей у каких-то криминальных знакомых Кирилла, а когда не смог вернуть им долг, был сильно избит, причем в присутствии Кирилла. Тогда, в начале ноября, эти бандиты вымогали у сына деньги, угрожая ему физической расправой. Нет никаких сомнений в том, что фиктивное оформление машины было совершено им под действием угроз, потому что как раз через неделю после избиения, 6 ноября 2019 года, он подписал договор купли-продажи этого автомобиля - якобы купив его у прежнего владельца за 1 млн. 100 тысяч рублей. Таких денег у него не было и быть не могло.
Кирилл, давая объяснения в Следственном комитете, официально подтвердил, что на «Ленд Ровере» до того, как машина была фиктивно переоформлена на моего сына, ездил именно он. Поэтому я уверена, что лицами, заинтересованными в реализации этого автомобиля - законными или незаконными способами, были именно эти люди - Игорь и Кирилл, которых мой сын при жизни называл лучшими друзьями, и которые, видимо, из «дружеских» побуждений содействовали тому, чтобы Женя стал фиктивным владельцем «Ленд Ровера» и взял на себя огромный долг под залог этой машины. И, по странному стечению обстоятельств, спустя несколько недель он «вдруг» умер...
Но умер он не от передозировки наркотика, как утверждает Игорь и, как написано в заключении о смерти. Чем дальше, тем больше растет уверенность, что смерть сына совсем неслучайна. Слишком много вопросов появляется... на которые вот уже десять месяцев мне никто не может дать ответы».
О своих сомнениях в достоверности результатов исследования, проведенного ГБУЗ СО «Бюро судебно-медицинской экспертизы», и поставленного на его основании судебно-медицинского диагноза Наталья Петрова официально заявила в Следственный комитет, направив ходатайство о проведении повторного исследования. В апреле этого года следователь назначил проведение судебно-медицинской экспертизы, в рамках которой планировалось провести повторное судебно-химическое исследование биоматериалов трупа, в том числе на предмет установления иных ядов в крови и органах Евгения.
Но неожиданно (в том числе и для следователя) выяснилось, что провести повторное исследование уже невозможно. Потому как в областном бюро судмедэкспертизы все биоматериалы трупа Евгения были уничтожены - причем сделано это было буквально через несколько дней после проведенного судебно-химического исследования. Факт уничтожения биоматериалов, которые по общему правилу должны храниться в течение одного года в лаборатории в состоянии глубокой заморозки (при температуре -18 градусов), в свердловском бюро судмедэкспертизы объяснили тем, что биологические объекты были направлены не на экспертизу, а на исследование. А нормативный срок хранения якобы предусмотрен только в отношении объектов исследований, направленных на экспертизу. Причем данную сомнительную позицию сейчас поддерживают и в областном Минздраве, не усматривая нарушений в действиях экспертов ГБУЗ СО «Бюро судебно-медицинской экспертизы», уничтоживших биоматериалы...
Внутренний приказ начальника бюро судмедэкспертизы Свердловской области Дмитрия КОНДРАШОВА, на основании которого биологические объекты, поступившие на судебно-химическое исследование, уничтожаются через 10 дней после проведенного исследования
Биологические объекты уничтожаются массово...
В свою очередь, редакция «ВЕДОМОСТЕЙ Урал» в рамках журналистского расследования еще 18 сентября этого года направила официальный запрос в Минздрав России, который издал приказ № 346н от 12.05.2010 - с просьбой разъяснить, распространяется ли порядок хранения биоматериалов в государственных судебно-экспертных учреждениях, утвержденный указанным приказом Минздрава, на проводимые судебно-медицинские исследования. Однако федеральное ведомство более месяца хранило молчание, а после того как редакция направила жалобу в адрес министра Михаила Мурашко, пресс-служба Минздрава направила ответ, в котором... лишь процитировала текст приказа № 346н от 12.05.2010, так и не дав каких-либо внятных разъяснений... По данному факту редакция уже направила официальную жалобу в адрес Генерального прокурора России Игоря Краснова.
Следует отметить, что ранее из пресс-службы Министерства здравоохранения на запросы редакции поступали ответы о том, что порядок проведения судебно-химических и судебно-медицинских исследований в государственных судебно-экспертных учреждениях регулируется одним приказом Минздрава - № 346н от 12 мая 2010 года...
К слову, вопросом регламента проведения экспертных действий в ходе судебно-медицинских исследований (а не экспертиз) в государственных судебно-экспертных учреждениях заинтересовался Антикоррупционный комитет по Свердловской области. После обращения в комитет жительницы Верхней Пышмы, сообщившей о том, что в свердловском бюро судмедэкспертизы биологические объекты умерших людей, вопреки 346-му приказу Минздрава, не хранят в течение года, а на основании внутреннего приказа уничтожают едва ли не сразу после проведения судебно-химического исследования, в Антикоррупционном комитете усмотрели возможную коррупционную угрозу.
«Ситуация такова, что при существующих условиях оспорить достоверность и объективность результата проведенного судебно-химического исследования сегодня не представляется возможным, - комментирует глава Антикоррупционного комитета по Свердловской области Леонид Андреев. - Родственники умерших заведомо лишены права на проведение повторных исследований, даже если у них, или у следственных органов, имеются веские основания полагать, что судебно-медицинский диагноз был поставлен неправильно, или рассматривается возможный криминальный характер смерти вопреки первоначальной версии. Это не только нарушает право граждан на установление точной причины смерти их близких, но и может создавать почву для коррупционных злоупотреблений, и даже сокрытия тяжких преступлений.
Все мы знаем, что любой человек, на любой должности, может допустить ошибку в своей работе. Даже судебный вердикт не может претендовать на истину в последней инстанции. Но как бы то ни было, всегда есть шанс, что ошибка вскроется и будет исправлена. Однако выявить ошибку можно лишь тогда, когда работает система контроля. А по факту получается следующее: провели исследование - выдали результат - уничтожили материалы. Кто и как проверит достоверность этого результата, когда уже нет объекта исследований? Где гарантия, что тот же химик-эксперт, который проводит в день по 50 исследований, не ошибся? Где гарантия, что ошибка не была совершена умышленно? Таких гарантий нет. Тем более, все мы знаем, что коррупция давно проникла почти во все сферы общественной жизни государства, и судебно-экспертная деятельность, увы, не исключение.
К чему в итоге это может привести? Например, к тому, что эксперт в угоду неким заинтересованным лицам может выдать ложное заключение, в том числе о причине смерти человека, либо об обнаружении или отсутствии отравляющего вещества в исследуемых объектах, заведомо зная и осознавая, что проверить достоверность его заключения будет практически невозможно - разве что при эксгумации, которая проводится в исключительных случаях. Я сейчас говорю не о данной конкретной ситуации и Свердловской области в принципе - это может произойти где угодно, в любом регионе, в любом бюро судмедэкспертизы.
Также необходимо отметить, что на сегодняшний день государственные судебно-экспертные организации, хоть и входят в структуру министерства здравоохранения на региональном уровне, но, по сути, их деятельность осуществляется обособленно, над местными бюро СМЭ нет вышестоящей организации. Этот перекос необходимо срочно исправлять. Должно быть, как минимум, двойное подчинение - с одной стороны региональному Минздраву, с другой - вышестоящей организации федерального уровня.
Безусловно, в данной ситуации возникают вопросы и к работе следственных органов - в том числе, почему экспертиза по установлению причины смерти назначается следователем не сразу после смерти человека, а по прошествии нескольких месяцев, когда биоматериалы, направленные на исследование, уже уничтожены... Что касается случаев смерти в результате токсического отравления, абсолютно очевидно, что назначать судебно-медицинскую экспертизу необходимо незамедлительно.
На самом деле проблема серьезная. С одной стороны сегодня мы сталкиваемся с, мягко говоря, устаревшим законодательством, с другой, работа по факту ведется неэффективно, вследствие чего возникает «поле для маневров» - в том числе, для действий преступных элементов, коррупционеров.
Давайте поразмышляем вместе. Представим, гипотетически, ситуацию, когда, например, происходит убийство, замаскированное под отравление. Чтобы замаскировать смерть под отравление наркотиком, даже думать особо не надо - положили рядом с телом шприц и прочие наркоманские атрибуты, плюс слова свидетеля, готового подтвердить факт употребления. Как мы уже смогли убедиться, правоохранители в таком случае, скорее всего, даже не будут рассматривать иных вариантов кроме «передоза». А если эксперт за вознаграждение напишет «правильный» диагноз (который после быстрого уничтожения биоматериалов опровергнуть будет очень сложно), то в одно мгновение криминальная смерть станет некриминальной... Чем рискует эксперт, давая ложное заключение? По сути, ничем, когда нет материалов для повторного исследования, и доказать фальсификацию почти невозможно.
Поэтому проблема, с которой в Антикоррупционный комитет обратилась женщина, потерявшая сына, она не является какой-то единичной и локальной, на ситуацию надо смотреть шире, в государственном масштабе. То, что происходит сейчас - уничтожение в короткие сроки биоматериалов судебно-химических исследований в бюро судмедэкспертизы - это реальная угроза, для многих людей, для общества в целом. И это, безусловно, на руку криминалу, который благодаря коррупции, проникает почти во все государственные органы и организации.
Тут могут быть и другие коррупционные моменты. Условно представим ситуацию, когда лидер какой-либо ОПГ, используя свои коррупционные связи, ставит в руководство бюро судмедэкспертизы «своего человека» (сегодня все мы знаем, что члены преступных группировок становятся даже мэрами и губернаторами), который прекрасно знает работу этой системы. Что в итоге получим? Сокрытие десятков, сотен или тысяч криминальных смертей.
Государству необходимо разбираться в этом вопросе, и конечно, необходимо ужесточать контроль, а также уголовную ответственность за фальсификации результатов экспертных действий. Необходимо исключить любые игры со словами - там исследование, а тут экспертиза... Как бы то ни было, действия одни и те же, значит, порядок этих действий должен быть единый, как и ответственность. В приказе Минздрава России сказано, что хранить должны один год - значит, год и ни днем меньше. Необходимо пресечь любые своевольные интерпретации через издание внутренних приказов, позволяющих уничтожать материалы исследований через 10 дней. И не нужно ничего объяснять, что не хватает места и оборудования для хранения. Просто надо ставить задачи и выполнять их. Государство находит миллиарды рублей на разного рода мега-проекты, а когда речь идет о расследовании преступлений и о судьбах людей, рассуждения об экономии в принципе неуместны.
Нельзя забывать, что именно от результатов работы экспертов, причем в любой сфере деятельности, зависит то, осудят человека или оправдают, отправит суд преступника в тюрьму или оставит на свободе...
Между тем, сегодня в Антикоррупционный комитет поступает и более тревожная информация - о том, что досрочно могут уничтожаться даже биологические объекты, поступившие в судебно-экспертное учреждение именно на экспертизу. Если это действительно так, то потребуется самое тщательное разбирательство и дача уголовно-правовой оценки таким действиям...».
По словам Леонида Андреева, в целях пресечения практики массового уничтожения биологических материалов исследований умерших людей до истечения 1 года, Антикоррупционный комитет по Свердловской области подготовил обращение в адрес председателя Правительства Российской Федерации Михаила Мишустина, а также на имя министра здравоохранения РФ Михаила Мурашко о необходимости рассмотрения вопроса внесения в Приказ Минздравсоцразвития РФ от 12.05.2010 N 346н изменений, четко регулирующих порядок проведения именно судебно-медицинских исследований, в том числе лабораторных исследований биологических объектов умерших людей.
В связи с уничтожением биоматериалов умершего сына, Натальей Петровой были направлены официальные жалобы в органы Следственного комитета и Генеральной прокуратуры РФ, в которых она просила провести проверку правомерности действий должностных лиц ГБУЗ СО «Бюро судебно-медицинской экспертизы». Но пока проведение проверки было проведено лишь на областном уровне, главным образом, силами Минздрава Свердловской области, результаты которого мать погибшего намерена обжаловать и добиваться того, чтобы правовая оценка всему происходящему была дана именно федеральными ведомствами Александра Бастрыкина и Игоря Краснова.
К слову, результаты проверки, проведенной чиновниками свердловского Минздрава оказались весьма любопытными и заслуживающими внимания. Стоит отметить, что проводилась эта проверка еще в бытность бывшего министра Андрея Цветкова, который, как известно, в июле этого года был вынужден покинуть свой пост из-за провальной работы министерства по борьбе с коронавирусом (министр здравоохранения России Михаил Мурашко в ходе своего визита в Екатеринбурга назвал Свердловскую область одним из худших регионов в стране с точки зрения организации в сфере здравоохранения).
В частности, заслуживают внимания, прежде всего, со стороны вышестоящего руководства, ответы одного из высокопоставленных чиновников Министерства здравоохранения Свердловской области - замминистра Ирены Базите.
Отвечая на жалобу Натальи Петровой (а именно, на то, что судмедэксперт Чусов Р.С. при направлении биоматериалов на судебно-химическое исследование, отобрал биологические объекты в составе и объеме, не соответствующем Приказу № 346н), чиновница оправдала действия эксперта, сообщив, что «пункт 73.2 Порядка устанавливает перечень биологических объектов, направляемых на судебно-химическое исследование при подозрении на отравление ядовитым веществом»: содержимое желудка, одну треть печени, желчь, одну почку, а также всю мочу (не более 200,0 мл) и 200,0 мл крови. «А в данном случае, - заявляет Базите, - судебно-медицинский эксперт Чусов Р.С. руководствовался пунктом 73.3. Порядка, который уточняет, что при подозрении на отравление наркотическими средствами и психотропными веществами в обязательном порядке для исследований берут кровь, мочу, желчь (без указания их точного количества). В связи с чем, им были направлены на судебно-химический анализ кровь и желчь». Отметим, что судебно-медицинский эксперт Роман Чусов, направляя биоматериалы умершего Евгения на судебно-химическое исследование, указал на необходимость проведения анализа на спирты и наркотические вещества. Но разве наркотики и спирты не являются ядами? Судя по всему, у замминистра Ирены Базите и экспертов (!) бюро судмедэкспертизы свое мнение на этот счет...
«Вы это серьезно?!»
Изучение подготовленного госпожой Базите ответа дает повод всерьез задаться вопросом об уровне профессионального образования высокопоставленной чиновницы Минздрава и соответствия ее занимаемой должности. Думается, что ответ своей подчиненной стоило бы прочесть и новому министру здравоохранения Свердловской области Андрею Карлову...
К слову, коллега госпожи Базите, заместитель министра здравоохранения Сергей Турков, отвечая на запрос редакции «ВЕДОМОСТЕЙ Урал», весьма подробно и компетентно дал разъяснения о том, что все спирты, наркотические и психотропные вещества относятся к группе функциональных ядов. В том числе, отдельно Сергей Борисович (вспомним Парацельса...) обратил внимание на то, что потенциальный яд проявляет свое отравляющее действие только при определенных условиях. Вызовет он расстройство здоровья или смерть, зависит от количества яда, его концентрации, физических свойств, путей введения и индивидуальных особенностей организма.
Тут стоит напомнить, что проведенный в рамках судебно-химического исследования хроматографический анализ крови умершего Евгения, выявил лишь весьма невысокую (37-38%) вероятность того, что мефедрон вообще мог присутствовать в его крови на момент смерти, тогда как количественный анализ, который и должен был установить концентрацию отравляющего вещества (яда), приведшего к смерти, экспертом вообще не проводился. Тем не менее, в бюро судмедэкспертизы вероятностный результат стал основанием для официального утвердительного вывода о достоверном наличии наркотического вещества в крови Евгения и постановки соответствующего судебно-медицинского диагноза. По мнению химика-эксперта ГБУЗ СО «Бюро судебно-медицинской экспертизы», совпадение даже на 1% было бы основанием для того, чтобы утверждать о наличии наркотика в исследуемом биоматериале. И не беда, что мнение это не подкреплено ни одной официальной методикой... Ну, а судмедэксперт на этом основании сделал вывод о том, что именно мефедрон и стал причиной смерти. Кстати, удивительно, что у некоторых водителей в ходе медосвидетельствования в анализах тоже выявляют наличие мефедрона в моче или крови, и они, представьте себе, живые!
Между тем, при более детальном изучении акта судебно-химического исследования биоматериалов умершего сына Натальи Петровой выяснилось, что наряду с сомнительными выводами химика-эксперта о наличии мефедрона в крови Евгения, в акте было указано совсем не то химическое вещество, совпадение с масс-спектром с которого (на 37-38%) показало оборудование на двух хроматограммах. Вместо мефедрона на хроматограммах указано вещество с другой структурной формулой - метедрон!
Самое же потрясающее состоит в том, что проведенная в ГБУЗ СО «Бюро судебно-медицинской экспертизы» по поручению следователя Следственного комитета комиссионная экспертиза в составе трех (!) компетентных экспертов, этот факт... пропустила. Сегодня в бюро по-прежнему утверждают, что в исследуемой крови был обнаружен именно мефедрон!
Мать Евгения тем временем обратилась к независимым экспертам с просьбой выполнить рецензирование заключения комиссионной экспертизы ГБУЗ СО «Бюро судебно-медицинской экспертизы». В сентябре она получила на руки заключение, выполненное «Институтом судебных экспертиз и криминалистики» г. Москвы. Судебно-медицинский эксперт Альмир Тхаканов, кандидат медицинских наук, доцент, автор свыше 30 научных статей, имеющий 13-летний стаж практической работы экспертом-танатологом и 17-летний стаж педагогической работы, сделал однозначный вывод о том, что заключение (экспертиза по материалам дела), составленное в отделе сложных (комиссионных) экспертиз ГБУЗ Свердловской области «Бюро судебно-медицинской экспертизы», «не является полным и всесторонним, выполнено экспертами, не отвечающими законодательным квалификационным требованиям, содержит предположительный, необъективный, научно неподтверждённый вывод о причине смерти, поэтому является недостоверным».
Об уровне качества проведенного судебно-медицинского исследования говорит и то, что судмедэксперт верхнепышминского морга Роман Чусов неправильно указал даже место расположения татуировки на теле умершего, перепутав правую руку с левой. Кроме того, в акте не было описания того, что на костяшках правой кисти Евгения имелись ссадины - это видели все родственники и знакомые на похоронах. Тем не менее, эксперт написал, что повреждений на теле не было. «Он, что, труп с полузакрытыми глазами исследовал? - задается вопросом мать Евгения. - Если расположение татуировки еще можно списать на «техническую ошибку», но как было не заметить видимых повреждений на руке? Или это сделано умышленно? Тогда где гарантия, что у моего сына не было других внутренних повреждений и травм, которые не попали в описание?».
А сегодня, когда Наталья Петрова на абсолютно законных основаниях требует, чтобы в Министерстве здравоохранения Свердловской области ей дали возможность ознакомиться с результатами проведенных проверок в отношении экспертов ГБУЗ СО «Бюро судебно-медицинской экспертизы», ей в этом попросту отказывают... под предлогом врачебной тайны, не поясняя при этом, какие конкретно сведения являются врачебной тайной.
Чьи тайны скрывает свердловский Минздрав?
Стоит напомнить, что такое врачебная тайна. Согласно ст. 13 Федерального закона от 21 ноября 2011 года № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», врачебную тайну составляют сведения о факте обращения гражданина за оказанием медицинской помощи, состоянии его здоровья и диагнозе, иные сведения, полученные при его медицинском обследовании и лечении. Евгений же (а точнее его труп) оказался в учреждении здравоохранения «Бюро судебно-медицинской экспертизы» уже после смерти, соответственно, за оказанием медицинской помощи он не обращался, обследований и лечения в данном учреждении не проходил. Редакция направила в адрес Минздрава Свердловской области запрос с просьбой сообщить, какие конкретно сведения являются в данном конкретном случае врачебной тайной, тем более, что матери Евгения результаты судебно-медицинского исследования и экспертизы стали известны еще несколько месяцев назад, и делать из этого тайну не имеет никакого смысла, а вот ознакомиться с материалами проверок по ее жалобам на действий должностных лиц бюро судмедэкспертизы - право, гарантированное Федеральным законом № 59-ФЗ (об обращениях граждан)...
В Минздраве, к слову, на вопрос о врачебной тайне так и не ответили. Более того, редакция напомнила чиновникам о том, что 13 января 2020 года (символично, что именно в день смерти Евгения) Конституционный Суд РФ издал постановление № 1-П, которым постановил, что медицинским организациям надлежит по требованию близких родственников умершего беспрепятственно предоставлять им для ознакомления медицинские документы умершего пациента. Однако, судя по всему, в Минздраве Свердловской области об этом до сих пор не знают или попросту игнорируют... несмотря на представление, вынесенное областной прокуратурой на основании жалобы Натальи Петровой.
О том, что в системе здравоохранения (как, впрочем, и в любой другой государственной сфере) существует такое понятие как корпоративная солидарность, известно всем, и ожидать, что чиновники Министерства начнут с пристрастием (= объективно и компетентно) проверять действия должностных лиц «Бюро судебно-медицинской экспертизы», было бы слишком самонадеянно. Тем не менее, над Минздравом есть еще прокуратура, которая надзирает за соблюдением законодательства в любой сфере деятельности, и Следственный комитет, который обязан дать уголовно-правовую оценку действиям экспертов. Сейчас Наталья Петрова готовит очередную жалобу - и на бюро, и на свердловский Минздрав -Генеральному прокурору России Игорю Краснову, председателю Следственного комитета РФ Александру Бастрыкину и Президенту России Владимиру Путину. Более того, мать Евгения, биоматериалы трупа которого уничтожило свердловское бюро судебно-медицинской экспертизы, намерена требовать эксгумации, чтобы установить истинную причину смерти сына.
А наркотики чьи?
Следует отметить, что при проведении комиссионной экспертизы в ГБУЗ СО «Бюро судебно-медицинской экспертизы» одним из главных аргументов, косвенно подтверждающим факт смертельного отравления Евгения мефедроном, эксперты в своем заключении указывали на обнаружение полицейскими на месте происшествия пакетика, в котором экспертиза ЭКЦ ГУ МВД по Свердловской области ранее установила наличие следов этого наркотика.
Между тем, в сентябре этого года были получены результаты дактилоскопической экспертизы предметов, изъятых из квартиры, в которой умер Евгений. И выяснилось, что на том самом пакетике экспертиза не обнаружила его отпечатков пальцев, установив наличие отпечатка неустановленного пока лица...
Таким образом, вопросов о том, что в действительности произошло в верхнепышминской квартире 13 января 2020 года, и что стало причиной скоропостижной смерти 28-летнего Евгения, становится, увы, не меньше, а больше.
Надо отдать должное следователю следственного отдела по городу Верхняя Пышма СУ Следственного комитета по Свердловской области Игорю Звереву, который, как и мать умершего Евгения, подверг сомнению результаты двух судебно-медицинских экспертиз (включая комиссионную), проведенных экспертами ГБУЗ СО «Бюро судебно-медицинской экспертизы», и назначил проведение комплексной судебно-медицинской экспертизы - на этот раз в государственном судебно-экспертном учреждении другого региона.
Но, пока следователь Следственного комитета предпринимает меры по установлению точной причины смерти Евгения, в органах полиции, судя по всему, никто не намерен расследовать совершенные в отношении него преступления.
Автобизнес процветает... Преступлений не было?
В Екатеринбурге на ул. Анри Барбюса, 34 - Токарей по прежнему функционирует автостоянка по скупке-продаже автомобилей, в интернете работает с десяток сайтов, предлагающих быстро купить/продать автомобиль по указанному адресу.
По факту нанесения побоев, угроз физической расправы, вымогательства, принуждения сына к совершению сделки, мошенничества с оформленным на него автомобилем, Наталья Петрова еще в начале года официально обратилась в органы МВД. К своим заявлениям она приложила аудиозапись состоявшегося после похорон сына разговора с его бывшим одноклассником Игорем, в котором тот рассказал и про избиение ее сына, и про угрозы Евгению, в том числе огнестрельным оружием, про вымогательство и о переданной Игорем вымогателям автомашине «Киа Спектра». Тем не менее, до сих пор должной правовой оценки ни показаниям матери, ни содержанию представленной аудиозаписи сотрудники полиции не дали, даже не опросив ни мать умершего Евгения, ни родственников и знакомых, которые готовы официально подтвердить, что видели следы побоев на лице Евгения в ноябре прошлого года, ни его «друзей», благодаря которым он стал фиктивным собственником дорогостоящего автомобиля, ныне бороздящего просторы Казахстана, а вскоре оказался в могиле.
Автомобиль "Ленд Ровер", владельцем которого 6 ноября 2019 года стал Евгений, месяцем ранее выставлялся на продажу. В объявлении был указан телефон продавца 79028738549, некоего Артура...
Более того, на протяжении нескольких месяцев материалы проверки, выделенные верхнепышминским следственным отделом СКР в отдельные производства, просто перекидывались из одного отдела полиции в другой - стражи порядка никак не могли определить, кто из них должен заниматься проведением доследственной проверки. Лишь в конце августа, спустя более семи месяцев (!) после смерти Евгения, прокуратура Верхней Пышмы, наконец, разрешила этот спор, объединив материалы всех проверок в один КУСП и определив территориальность за отделом полиции № 9 УМВД Екатеринбурга. Но результатов, увы, по-прежнему нет.
Сегодня есть все основания полагать, что Евгений далеко не единственный, кто стал фиктивным владельцем дорогостоящего авто под угрозами и вымогательством, и «скоропостижно» скончался вскоре после получения денежного займа под залог этой автомашины. Явно, что схема подобных мошенничеств используется в этом «автобизнесе» не впервые, если вообще не поставлена на поток. К слову, о еще одной смерти человека при схожих обстоятельствах Наталья узнала от одного из местных правоохранителей. Но, в силу сложившейся практики, расследование заведомо бесперспективно, когда потерпевший - наркоман... или создана видимость того, что он наркоман.
Как рассказала «ВЕДОМОСТЯМ Урал» мать Евгения, в отделе полиции № 9 Екатеринбурга, участковый оперуполномоченный Бурцев М.Ю., дважды отказывая ей в возбуждении уголовного дела, в постановлении написал о том, что, якобы со слов матери (!), Евгений «вел асоциальный образ жизни, употреблял наркотические вещества, был должен денежные средства неопределенному кругу лиц», тогда как ничего подобного Наталья Петрова никогда не говорила, да и не могла сказать, поскольку участковый Бурцев даже не соизволил опросить ее по ее же заявлению.
«За эти десять месяцев у меня сложилось впечатление, что никто вообще не собирается разбираться в том, что произошло, несмотря на очевидные признаки совершенных в отношении моего сына преступлений. Мало того, еще и в официальных документах пишут, по сути, порочащие сына сведения, ссылаясь на мои же слова, которых я никогда не говорила. Это как вообще понимать!? Им проще сказать «он наркоман», и вообще ничего не делать. Никого не волнует, что человек лишился жизни в результате цепи всех этих криминальных событий. Полицию даже не заинтересовала информация о том, что Максим Куцекобыльский, у которого мой сын якобы купил автомобиль за 1 млн. 100 тыс. руб., был трижды судим, в том числе дважды за мошенничество с автомобилями! До сих пор никто не опросил прежнего владельца автомобиля Быстрикова, договор с которым был предоставлен на регистрацию в ГИБДД, а также владельца телефонного номера, указанного в объявлении о продаже «Ленд Ровера» в октябре прошлого года на сайте drom.ru, чтобы установить истинного владельца машины и иных лиц, замешанных в сомнительных схемах. Не опрошены лица, которые вымогали деньги у моего сына. Сам автомобиль до сих пор не объявлен в розыск!
Формальная видимость работы создается сотрудниками полиции только после того, как я пишу заявление на ознакомление с материалами проведенной проверки - понимают, что им даже показать нечего и по-быстрому проводят какие-то действия, вообще не имеющие отношения к делу... До сих пор не понимаю, с какой целью участковый опрашивал владельца бара «Молоко» (там, по словам одноклассника Игоря, в начале ноября 2019 года избивали Евгения - ред.) и подшивал в материалы проверки устав организации... Опрашивать надо было вообще других людей - Скрябина и Гилёва, данные которых имеются в материалах проверки, и о чем я ходатайствовала ранее как заявитель. Я так понимаю, все делалось лишь для того, чтобы создать видимость проведенной «работы». Причем устав этот появился в материалах проверки как раз после того, как я направила запрос на ознакомление, то есть до этого не делалось вообще ничего...».
В августе текущего года мать Евгения обратилась в областной полицейский главк с жалобой на очевидное нежелание полиции расследовать совершенные в отношении ее сына незадолго до смерти противоправные деяния, включая возможное вымогательство и мошенничество с автомобилем «Ленд Ровер». По прошествии месяца, не получив своевременно ответ на свою жалобу, она направила заявление на ознакомление с материалами проведенной проверки в полицейское ведомство, но в итоге получила отказ в ознакомлении под надуманным предлогом, невзирая на Федеральный закон № 59-ФЗ «Об обращениях граждан...», который обязывает проверяющих предоставлять материалы для ознакомления. Очевидно, что матери в очередной раз придется отстаивать свои права путем обращения в прокуратуру.
Пока же Наталья Петрова вынуждена проводить собственное расследование, опираясь исключительно на свои силы и помощь журналистов. Так, в августе этого года ей удалось восстановить доступ к личному кабинету сына, закрепленному за его телефонным номером, а также к его аккаунтам в социальных сетях. И выяснились новые факты, требующие расследования силами правоохранительных органов. В частности, оказалось, что уже после смерти сына, в период с 13 января до 14 января, некто выходил с телефона Евгения в соцсети и в мессенджер 
WhatsApp. При этом есть все основания полагать, что была уничтожена часть переписки Евгения с его «лучшими друзьями» в соцсети ВКонтакте за последние месяцы его жизни, в том числе, когда происходило вымогательство, побои и принуждение к фиктивному оформлению на себя «Ленд Ровера» с последующим получением займа под залог машины. Все сеансы выхода в интернет 13-14 января зафиксированы в детализации оператора связи. Между тем, согласно предоставленной в МО МВД «Верхнепышминский» информации, 13-14 января изъятый телефон находился в рабочем кабинете оперуполномоченного полиции, который, в свою очередь, утверждает, что телефон не включал, никакую информацию из него не извлекал и не удалял, в соцсети не заходил... Примечательно, что сам телефон после этих сеансов связи оказался в нерабочем состоянии - об этом матери Евгения сообщили в Следственном комитете...
По данному факту Наталья Петрова официально обратилась в ГУ МВД по Свердловской области, в том числе в управление собственной безопасности, а также в региональное УФСБ, с требованием о проведении проверки в отношении сотрудников полиции, в том числе, просила в целях установления местонахождения телефона сына в момент сеансов связи запросить у оператора сотовой связи (МТС) детализацию услуг по телефонному номеру, оформленному на ее сына, с адресами базовых станций по каждому сеансу интернет-соединения, а также с какого IP-адреса они осуществлялись. Кто и каким образом сумел проникнуть в служебный кабинет оперуполномоченного уголовного розыска полиции и воспользоваться телефоном умершего Евгения, не установлено до сих пор.
«Если никто из сотрудников полиции не включал телефон моего сына, не заходил в социальные сети и в мессенджеры в период с 13.01.2020 17:34 по 14.01.2020 10:52, когда сын уже был мертв, а его телефон находился в отделе полиции, то чем объясняется наличие в детализации данных о сеансах связи (выход в интернет с телефона) и соответствующая информация в его гугл-аккаунте, и то, что телефон 14 января включался, а после этого оказался в нерабочем состоянии?, - задается вопросом мать Евгения. - Может, тогда мне дадут официальный ответ в полиции о том, что телефоном воспользовались потусторонние силы?..».
Тем временем правоохранители в очередной раз перекидывают материалы из одного ведомства в другое, не желая разбираться и в этом «щекотливом вопросе». Из ведомства Валентина Зенкова (ОРЧ СБ ГУ МВД по Свердловской области) материалы проверки перенаправили в Следственный комитет, заявив, что запрос детализации у оператора связи возможен лишь в рамках уголовного дела. «То есть, чтобы установить все обстоятельства, при которых умер мой сын, необходимо наличие уголовного дела. А в возбуждении уголовного дела отказывают! - комментирует мать погибшего. - Замкнутый круг...».
Несмотря на все препоны, включая явное нежелание правоохранителей расследовать противоправные деяния неизвестных лиц, следствием которых стала смерть единственного сына, мать Евгения не опускает рук и не оставляет надежды, что узнает истинную причину его смерти, добьется возбуждения уголовных дел и привлечения виновных к ответственности.
«Буду писать Президенту»
«Я понимаю, что система, для которой человек - винтик в механизме, а его смерть - всего лишь цифра в статистике, сегодня защищает себя. Живой человек может обратиться в суд, а мертвый не может, значит, «его права не нарушены»... Чиновники Минздрава мне в глаза говорят, что я никто, и не имею права представлять интересы своего умершего сына - значит, можно писать любой бред под видом экспертного заключения. Я прекрасно понимаю, что и полицейским, и следователям, и особенно экспертам, проще и выгоднее для себя утверждать, что смерть моего сына произошла из-за употребления наркотика, выставить его наркоманом, сказать «сам виноват», чтобы не проводить никаких проверок, разбирательств и расследований преступлений. Но я не собираюсь с этим мириться. Сына я уже потеряла - больше терять нечего... - говорит Наталья Петрова. - Буду с пикетами стоять у областного ГУВД и Следственного комитета, пока не добьюсь расследования - пусть хоть арестовывают, хоть убивают меня. Буду обращаться к главе Следственного комитета Бастрыкину и министру МВД Колокольцеву, в Администрацию президента, и лично к Владимиру Путину. Ведь нарушены не только мои права на установление причины смерти сына - на основании своевольного толкования Приказа Минздрава, игры слов, происходит массовое уничтожение биологических объектов исследований в государственном судебно-экспертном учреждении, которые никогда не восстановить, и все молчат! Схемы мошенничества, жертвой которого стал мой сын, тоже могут иметь массовый характер - для кого-то это просто бизнес! И никто ничего не расследует, хотя все факты налицо. Сегодня нет автомобиля, нет денег, полученных в ломбарде, нет в живых человека... И нет состава преступления?».
«ВЕДОМОСТИ Урал» продолжают журналистское расследование.
Ольга ДЕМЕНТЬЕВА
42
