Сегодня в перечне недугов, на который должны ориентироваться судьи при избрании подозреваемым меры пресечения - 86 позиций. Станет – 143.
К уже существующим основаниям снять наручники с подследственного правительство планирует добавить болезнь Паркинсона, определённые виды инфекционных поражений, лучевую болезнь, прочие тяжкие недомогания.
Также прописан особый случай. Страждущий должен избежать СИЗО, даже, если его заболевания не окажется в списке из 143-х пунктов, но человек нуждается в паллиативном уходе, то есть жизнь в нём можно лишь поддерживать, но недуг нельзя излечить.
Казалось бы, тренд позитивный, гуманный. Возникает вопрос, почему тогда знакомые с ситуацией юристы, даже приветствуя актуальность инициативы, всё равно испытывают скепсис?
Так, отставной федеральный судья, господин Пашин, изнутри знающий систему, считает готовящееся постановление полумерой, которая вряд ли что-то сильно изменит на практике. По его словам, судьи, выпускающие подозреваемых из СИЗО, куда больше боятся служебных взысканий в случае, если товарищ сподобится ещё на что-либо злодейское, нежели опасаются смерти гражданина из-за жёстких условий следственного изолятора. И потом, право судьи в особых случаях поступать по своему усмотрению всё же остаётся его правом, а не законным требованием.
К особым случаям при этом относят тяжесть преступления (в котором, заметьте, пока товарищ лишь подозревается), а также отсутствие у него постоянной прописки, словно бы это обстоятельство хоть как-то коррелирует с тяжестью болезни.
Поэтому, убеждён Сергей Пашин и многие его коллеги, требуется серьёзная реформа всей судебной системы в стране, а не условная бумажная либерализация ФСИН в виде всё новых и новых постановлений.
Господин Брод, член президентского Совета по правам человека, также склонен мыслить реалистично, указывая в разговоре с «НГ» на репрессивный уклон следствия и на то, что судьи в большинстве своём становятся на позиции дознавателей и обвинителей, а главное – у судейского корпуса нет чётко прописанной ответственности за утраченные в СИЗО жизни заключённых из-за тяжких болезней.
Вся надежда, считает правозащитник, на общественные наблюдательные комиссии, действующие сегодня в каждом регионе и едва ли не в ручном режиме отстаивающие права граждан, попавших в стены пенитенциарной системы.
«ВЕДОМОСТИ Урал» вспоминают в этой связи позицию свердловчанина Ашурбека Манасова, бессменного участника свердловской ОНК многих созывов, включая, нынешний, шестой по счёту.
Актуальную проблему, о которой сегодня речь, Ашурбек Абдувалиевич поднимал ещё десять лет назад, незадолго после того как в 2011 году в свердловских СИЗО, не дождавшись следствия, умерло рекордное число заключённых – 24 человека. Все – в результате тяжких болезней.
Фото: 66.мвд.рф
И хотя тогда, в качестве срочных мер, 27 медицинских учреждений регионального управления ФСИН были срочно усилены диагностическим оборудованием, койками, персоналом, правозащитник смотрел глубже и уже в то время был убеждён – тяжело болеющим гражданам вообще не место в СИЗО.
Будучи в 2014-м председателем общественной наблюдательной комиссии Свердловской области, Манасов и его единомышленники даже выходили с этой инициативой на федеральный уровень.
Когда судья принимает решение о мере пресечения, подчёркивал Манасов, он даже не видит гражданина, судьбу которого часто решает заочно. Необходимы процессы с видеоконференциями, которые лучше любых медицинских заключений демонстрируют служителям Фемиды реальное физическое состояние подследственного.
Московская коллега Манасова, член столичной ОНК, доктор Мария Ботова также не вполне удовлетворена полумерами в виде обновлённого списка Минюста.
По непонятным для эксперта причинам, в перечень не попали конкретные психические нарушения, некоторые степени слепоты и глухоты.
А правозащитник, господин Мельников, в интервью «НГ», резонно упомянул, что список болезней, не совместимых с содержанием под стражей, обновляется и расширяется не в первый раз, меж тем число смертей в СИЗО не сокращается, а растёт.
И все эксперты. что в теме, в один голос говорят о необходимости более глубокой судебной реформы, кардинально меняющей отношение к фигурантам уголовных дел с репрессивного на гуманистическое.
Меняющее не в перечнях, не на бумаге – в головах.
45
